2kumushki.ru

Демонтаж образования (часть 3)

Стенограмма лекции Надежды Храмовой

Храмова Надежда Григорьевна 14 лет работала завучем школы, кандидат психолого-педагогических наук, профессор Российского православного университета.

— Здравствуйте! Сегодня мы продолжаем нашу беседу с Надеждой Григорьевной Храмовой, и в первую очередь мы решили продолжить наши беседы с фундамента – с начального образования. Сегодня хотели поговорить как раз об этом. Я, как мама… И у меня много знакомых, у которых дети… И люди сталкиваются с тем, что очень сложно детям учиться «почему-то».

Мы можем говорить и о вариативности этих программ, когда школа с одной стороны улицы учится по одной программе, на другой стороне улицы учится по другой, — и они как-то не очень совпадают…

Но дело в том, что детям учиться сложно. Никогда не было такого, что во втором классе уже имеют, например, репетиторов, а сейчас это сплошь и рядом! Для того, чтобы успевать нормально, поскольку теперь по закону, который был принят в 2013-м году (многие родители этого тоже не знают), родители несут равную ответственность со школой (они являются тоже в каком-то смысле поставщиком услуги образовательной и отвечают за образование). И, соответственно, они тоже стараются, чтобы их дети успевали, и нанимают репетиторов.

Но, как вы говорили, раньше такого в принципе даже не рассматривалось. Ребенок неуспевающий – вот что с ним делали? И откуда проблемы сейчас, что даже начальная школа представляет для детей сложность постижения, сложность обучения.

— То есть сегодня мы поговорим, почему же нашим детям трудно учиться?

— Трудно учиться! Я сама открывала сколько раз учебник, там абсолютно дробно подана информация, нет какой-то целостности, часто какие-то околонаучные вещи. Примеривая их к себе, я понимаю, что я бы, наверное, тоже не уловила бы какую-то целостность. Я не понимаю, как из этого «винегрета» сделать какой-то фундамент.

— Это действительно так. Родителям кажется: ну, они не профессионалы, они немножко не понимают и поэтому… Они оставляют себя непонимающими, и как бы говорят: «Наверное, жизнь пошла вперед, наверное, что-то я не понимаю, так и должно быть…» Прежде, чем перейти к обсуждению программ, содержанию учебников, может быть даже анализ конкретных каких-то сравнительных вещей, мы должны поговорить о том, что такое школа и что такое обучение. Понимаете, в мире есть вещи, которые меняются и устаревают, а есть вещи, которые, найдя уникальную форму, — универсумы — они являются эталонами. Такое есть и в искусстве – такие универсумы, и такие универсумы, т.е. эталоны, есть в жизни человеческого общества, — это все, что касается культурологических ценностных основ.

И все, что касается человека, его развития, его обучения, — это тоже такие удивительные уникальные универсумы, которые НАЙДЕНЫ человечеством. И поэтому они являются классическими образцами воспитания человеческого в человеке. Т.е. воспитания собственно человека культуры.

И они действительно были найдены – это то, что мы сейчас называем «классическое образование». Это традиционная форма обучения – она тоже не была сразу найдена, и в истории человечества она развивалась, начиная с 17-го века, потому что до этого не надо было иметь такое совершенное образовательное учреждение, как школа, потому что научное познание еще не было так развито, а вот когда наука пошла вперед, и когда, начиная с 17-го века, начался у нас уже век научного познания окружающей среды после такого теологического, философского, натуралистического познания, когда у нас уже появились разные научно-исследовательские лаборатории, тогда и обучение детей потребовало более структурной и совершенной формы. Вот тогда и начали складываться школы, школьное обучение.

И в России к концу 19-говека в практической деятельности Ушинского, как методолога образования, а потом в советской школе, вот эта классическая форма традиционная – она была доведена до совершенства. И поэтому в исторически очень короткий срок 15-20 лет вся огромная страна стала страной культурно образованного общества. Мы должны понимать, что это уникальное явление в истории человечества, во всяком случае в той истории, которую мы знаем.

И поэтому те формы обучения, которые были найдены, они являются такими же шедеврами человеческого знания, как и то, что мы знаем в науке, культуре, искусстве… Почему в советской школе детям было легко учиться? Вот я говорила, что были найдены универсальные формы. А ведь что такое «легко»? Легко – это когда понятно, когда интересно, и когда задание я могу сделать быстро; чтобы у меня хватило сил для совершения того задания, которое мне задано; чтобы выполнение заданного не было для меня психозатратно; чтобы моего волевого усилия, как ребенка, хватило на выполнение домашнего задания, — того задания, которое мне дается.

И тогда ребенок достигает успеха, и тогда ему интересно, и тогда ему легко. Легкость обучения и самостоятельность (очень в высокой степени самостоятельность) – она была присуща советской школе, начиная с конца 30-х и вплоть до конца 60-х гг.

— Самостоятельность в каком смысле?

— Высокая степень самостоятельности ученика – когда ребенок осваивал и мог выполнять домашние задания самостоятельно, редко прибегая к помощи родителей…

— А можно задать такой вопрос: вот вы сказали, что с конца 30-х гг. В 30-х гг – там же был перелом, т.е. не всегда советское образование было таким, оно, фактически, приобрело в 32-м…

— Уже в 31-м первые постановления пошли… Дело в том, что вначале, начиная с 18-го года, когда Крупская и Луначарский создавали трудовую рабочую школу, конечно, образование классическое школы было отменено, и вводились такие трудовые коллективы, где проектный метод обучения. Вот сейчас вот проектный…

— Вот я именно поэтому и хочу затронуть эту тему, потому что…

— Это был проектный… Это взят был английский «Дальтон-план», где бралась какая-то тема, и дети комплексно, так сказать, межпредметно, изучали какое-то явление, там: водопровод, или добычу угля, транспортировка нефти, или еще что-то…

— Получали при этом фундаментальные знания?

Не получая фундаментальных каких-то знаний по предмету по конкретному! Т.е. вот эта классическая форма классно-урочная – она была осмеяна и отменена!

— Интересно, да? Что сейчас мы фактически повторяем… Это нужно обозначить: мы сейчас проходим путь, который уже был пройден, да? После революции 17-го года.

— Да, мы должны понимать, что все, что сейчас происходит – это не наивные поиски, а это целенаправленное использование тех социальных проектов в образовании, которые привели к наихудшим результатам. Результаты были настолько ошеломляюще плохи, что профессура университетов, а тогда еще была досоветская профессура, она была просто шокирована невежеством абитуриентов (тогда поступление в институты и в университеты было немножко иное). И вот это невежество и необразованность – они шокировали.

А так как уже 29-й год, год новых пятилеток, когда уже Россия жила в изоляции политической, когда уже было понятно, что Гитлер придет к власти, когда мы должны были стать срочно индустриально самодостаточной державой, то образованию уделялось огромное внимание – стране нужны были образованные кадры, свои. Потому что мы потеряли ведь лучшие образованные…

Вот элита, лучшая образованная элита – она же эмигрировала, да? А своих научных школ не было, и надо было их срочно создавать. И вот вы представляете, уже к концу 30-х гг были созданы свои научные школы – это же… это потрясающий результат! И это было сделано потому, что в 29-м г уже были осуждены те неверные «новации», реформы в образовании…

— Подходы, в частности это педология.

Педология – это вообще разделение на социальные страты! …И вернулись к досоветской школе. Единственное, что идеология была с Православной заменена на коммунистическую – все. А остальное все: методологии, принципы, методики, дидактические подходы, — все сохранено! Даже учебники были переведены! В частности, учебники по математике – задачи только по содержанию были изменены. Киселев сам работал над своим учебником, и в 38-м году он сказал, что «я счастлив, что мой учебник стал доступен всей стране».

Но вот почему же советскую такую замечательную школу все-таки разгромили? Причин несколько – это и внутренние причины, и внешние причины.

Надо сказать, что в 50-х гг международная комиссия по математическому образованию взяла на себя заботу, она так сказала, что будем реформировать математическое образование. Мы должны понимать, что в 50-х гг западная элита уже озаботилась тем, что образованных людей в общем-то не надо сильно много. Я не знаю, насколько это было осознанно, но огромную роль в реформе всего европейского математического образования сыграла такая французская группа, как Бурбаки.

Это такая закрытая, полуинкогнито… Николя Бурбаки – это такое собирательное название, где в тайне держались даже имена участников этого закрытого клуба математического. И вот эта группа Nicolas Bourbaki начала привносить реформаторские идеи в математическое образование. И первое, что они ввели – они ввели понятие теоретико-множественное основание, или аксиоматический метод обучения, т.е. надо идти от сложных понятий к конкретным каким-то вещам, к частным вещам.

И вот эта высокоабстрактность математического языка была названа передовой в математическом обучении. И вот этот теоретико-множественный подход – он настолько очаровал математическое сообщество 60-х гг (и у нас), что наши академики, в частности Маркушевич, Хинчин, говорили о том, что «надо избавиться от традиционного арифметического способа обучения математике», т.е. основы!

Но дело в том, что этот абстрактный или аксиоматический метод обучения – это ОДИН из методов, и он не может быть методом для изучения всех наук, он не может дать всей полноты научных знаний. И вот такое агрессивное навязывание теоретического подхода, абстрактного, формального (потому что формализм стал главным критерием так называемого «правильного современного обучения»)…

— А можете привести какой-нибудь конкретный простой пример вот этого аксиоматического подхода.

— Ну, например: «К + Т = Ф». Что это значит? Это значит: «квадраты + треугольники = фигуры», — это одна строчка. Ниже идет запись: «Ф – К = Т»

— Она не равняется Т, там еще есть круги, и т.д.

— Дальше: «Ф – Т = К». И вот что это такое? Это невежественное использование этого обобщенного дедуктивного способа аксиологического, аксиоматического, когда берется какой-то закон математический и он выдается СРАЗУ ребенку, причем в таких абстрактных символах, потому что Ф – это абстрактный символ некоего неизвестного числа. И К (квадраты) – это тоже какое-то абстрактное неизвестное число, понимаете? Т.е. задается принцип, закон, который ребенку постичь в этом возрасте невозможно.

— Я сама сейчас Вас слушаю, и понимаю, что у меня такой определенный взрыв логики происходит.

— То, что мы находим в этих учебниках, как примеры этого абстрактного подхода в обучении, это разрушает здравый смысл и даже формальную логику, и поэтому дети это как попугаи повторяют… Они могут повторить это! Но понять они не могут. И вот с этого момента, когда они повторить могут, а понять не могут, — вот с этого момента начинается затруднение.

Человек – существо разумное. Что это значит? Непонятное он старается понять. И он не перестанет думать об этом, пока он не доберется до понимания. Он будет ходить и думать… И дети наши, начиная обучаться вот этим, простите за ругания, аксиоматическим методом общих абстрактных законов, они все время находятся в состоянии недопонимания. Они повторить могут, но они понять суть неспособны. И у них происходит перерасход энергетический – это первая причина того, что учиться становится трудно.

— Простите, а это свойственно ВСЕМ программам? Насколько я знаю, от Петерсона в принципе отказались, вроде как…

— Ну, не все отказались.

— Вот, например, «Школа России» — вроде она приближена к классической?

— «Школа России»… Я вам хочу сказать, учебник ВЫГЛЯДИТ классическим, потому что Мария Игнатьевна Моро (мы сейчас о математике говорим), она вышла из лаборатории Пчелко, т.е. она вышла из лаборатории, которая и была коллективным автором советского учебника арифметики. И поэтому внешне он мало отличается, но в учебниках Моро уже нет системности, там уже нет последовательности, и, самое главное, метод, о котором говорила Мария Игнатьевна, метод обучения – он должен быть строго алгебраическим.

Понимаете в чем дело? В чем произошла реформа, так называемая? Слом советских учебников по математике? В том, что обучение арифметике стали производить алгебраическим способом! И это требовалось с высоких трибун, Маркушевич говорил, что «надо, в конце концов, изжить эту старую традицию решения задач арифметическим способом!»

И вот в этих учебниках Моро программы «Школы России», вот эти все алгебраические способы обучения – они все расцветают пышным цветом. И самое явное доказательство — это то, что дети решают задачи с краткой записью. Знаете, да, такое? Для ребенка составить краткую запись задачи очень сложно, понимаете?

— Обобщить сложно, да?

— Конечно! Конечно, вы понимаете, дело в том, что там же еще вводятся категории, формализация… Мы говорили о том, что затруднение в понимании уже ведет за собой перерасход энергетический, ведет к утомлению. Как это методически исполняется? Это исполняется тем, что дети должны говорить на терминологическом языке. Их же «вводят сразу в высокую науку».

Т.е. вот это введение сразу в «высокий научный уровень», наукообразность, и заставляет требовать от педагогов обучения на терминологическом языке, т.е. они должны сразу говорить: «В этой задаче искомым является…» — и они должны назвать, что является искомым. «Известным является то-то…» И вот представьте себе, дети интуитивно решат задачу очень быстро, тем более в пределах 10, 20…

— Т.е. им проще сделать решение?

— Записать действие! А их заставляют расписывать вот эту краткую запись того, что было «дано», скобка, знак вопроса и т.д. Это же классификационный уровень мышления! Дети вянут сразу на этом!

— Подтвержу по своему сыну! Поэтому это очень интересно!

— Можно меня обвинить в пафосных высказываниях, но я считаю, что это педагогическое преступление – требовать от детей вот этой краткой записи в условиях задач. Потому что у них еще не сформировано структурное классификационное видение явления.

— В начальной школе, да?

— А мы говорим о 1-м классе, ведь краткую запись вводят в 1-м классе. И не случайно у детей вообще пропадает интерес к решению задач. А ведь что такое решение задач? Это навык математического видения жизни, жизненных явлений. Ведь математические сюжеты, которые взяты из жизни в советских учебниках, они делают ребенка творцом задач и решений, он как бы овладевает ими.

И получается, что тот главный принцип советской системы — принцип понимания. Т.е. ты можешь как угодно строить свою программу, как угодно выстраивать урок, но главное, чтобы ребенок понимал. И от учителя не требовали жестких терминологических формулировок, он мог все объяснять своими словами, находить те образы и те понятные аллегории и ассоциации, которые подходят к данному конкретному классу. И поэтому все было осмысленно, все было образно, и все было разумно.

И вот именно образность, осмысленность и разумность сейчас изгнаны вообще из содержания образования. И, начиная с конца 60-х гг, когда абстрактность, формализм и догматизм проникли в наши учебники (в общем-то это и есть бурбакизм), традиционная методика обучения была жестко сверху официально сломлена! Конечно, это были сначала экспериментальные какие-то… Но уже говорилось о том, что «традиционное обучение должно быть изжито»! И началась эпоха реформ.

В 78-м году были подведены первые итоги реформ, и они были обозначены как провалившиеся. Т.е. реформа была остановлена и дала обратный ход. И начали восстанавливаться дореформенные учебники. Это касается старшей школы, а начальной школы это не коснулось, были только отдельные какие-то экспериментальные классы.

А вот с 90-х гг, когда задачи образования были изменены, то на вооружение были взяты как раз те экспериментальные программы, которые принесли наибольший вред нашим детям. И вот они уже стали очень жестко продвигаться Министерством образования. Это вот как раз программы Эльконина-Давыдова, это программы Занкова, это программы Петерсон…

— Кто-то хвалит, да. Считает это наоборот таким продвинутым.

— Это взрослым интересно, потому что там есть такие якобы творческие задания, которые никакого отношения не имеют собственно к математике. И вот программы, которые дискредитировали себя в 70-е гг, они уже навязываются сейчас как единственно возможные программы. Т.е. советские программы, которые зарекомендовали себя как программы, которые дают крепкие хорошие знания, их волевым образом запрещают использовать в школах.

— Если позволите… Я недавно делала такой обход по букинистическим магазинам Санкт-Петербурга, и столкнулась с тем, что продавцы, владельцы говорят: «Нам запрещено брать советские учебники на реализацию».

— Да! Так как цель деятельности Министерства образования – это разрушение качественного образования и формирование такого кастового общества через образование, т.е., чем хуже образование, тем легче сформировать страты, тем более используя умненьких-неумненьких, социально обеспеченных, социально необеспеченных, т.е. разделять – это цель. А задачи – это деградация мышления, это дебилизация сознания, это разрушение ценностных ориентаций.

— Если позволите, я зачитаю задачу, которую в качестве итоговой контрольной для первого класса предложили родителям на дне открытых дверей в одной из московских школ достаточно благополучного района. Принесла нам эту задачу адвокат нашего правозащитного центра «Иван-чай», которая была там как мама, которая думала насчет того, что «не устроить ли туда свою дочку». После того, как учительница зачитала результаты, весь класс стал на дыбы. Задача звучит так:

«В комнате находится Маша, три ее подруги, Коля, Игорь, Машина сестра и кошка Лиза. Сколько девочек в комнате?» Естественно, родители посчитали девочек и назвали количество девочек в комнате, на что учительница сказала: «Неправильно! Потому что, во-первых, мы не должны навязывать ребенку свое видение. Вы не посчитали кошку. Ребенок может посчитать кошку. У этой задачи может быть несколько решений». Т.е. настолько изменился подход даже в такой простой вещи как математика. На мой взгляд вот это тоже взрыв логики. Это не только взрыв логики, это взрыв….

— Это взрыв научного мышления. Потому что кошку нельзя назвать девочкой, потому девочка – это маленький человек женского рода…

— Какой-то цивилизационный взрыв я бы сказала.

— Я хочу вам сказать, что это неслучайные задачи, потому что… Таких задач очень много! Вот у Петерсон, например: «За забором стояли две кошки. Сколько лап стояло на земле?» И когда ребенок, исходя из логики жизни, арифметических подсчетов говорит: «Восемь лап стояло на земле», — говорят «Неправильно! Одна кошка встала на задние лапы. У этой задачи может быть несколько решений. Две кошки встали на задние лапы!»

И понимаете в чем дело? Такие задачи не относятся ни к разряду логических, ни к разряду математических. Потому что здесь нет математики. Здесь есть абсурдистская формула мышления, т.е. когда нет истины,[1] все мимикрирует. Вот этот абсурдизм – он становится способом мышления, а асбурдизм, как известно, потом уже не способен к смысловым поискам. Т.е. в начальной школе включается механизм, ломающий познавательный процесс научного видения явлений жизни. Т.е., когда включается абсурдистская матрица мышления, когда она потом становится уже матрицей мышления, то до какой-то сути научного познания ребенок будет уже не способен дойти. Т.е. эти вещи включены специально!

Есть еще другие задачи. Это вот относится к дебилизации. Дебилизация – это понижение такого культурного уровня, когда задачи такие, например: «В комнате находилось три блям-блямчика, прибежали еще четыре там… няф-няфчика, трое нафунякали, а другие там… набряк-брякали. Сколько нафунякало блям-блямчиков в комнате?»

— Это Гейдман, наверное.

— А задачи Остера? Это тоже анти… какие-то… Якобы воспитание через обратное. На самом деле это и есть дебилизация, когда антикультурное становится смешным, когда пошлость становится нормой. Ведь что такое смех? Что такое вот эта смешливость над каким-то примитивом, или гадостью, или пошлостью? Ведь смех и юмор воспринимаются детьми некритично (не только детьми, и взрослым человеком).

Почему надо сделать смешным? Потому что сразу снимаются фильтры критического мышления. Т.е. снимаются барьеры. Почему смех, смеховая культура – это очень опасная культура. Через смеховую культуру происходит такая интеллектуальная диверсия в сознание человека. И поэтому через такие смешки примитивно-невежественные и анти-культурные в ребенка закладывается… Прививается вкус к низкопробности, пошлости, невежественности, примитивности. И потом он это ищет по жизни. Почему? Потому что оно родное!

Дело в том, что период 7-10 лет – это период такого резервуара познавательных критериев. Что в этот период закладывается как норма, как истина, потом ищется, оно становится эталоном! И поэтому очень важно, что в начальной школе происходит! Если там закладывается неразумность, абсурдность, она потом и ищется – эта абсурдность, она родная. Если закладывается примитивность, потом это и ищется, как родное. И поэтому очень опасна вот такая программа вот с такими якобы творческими…. И понимаете, ужас в том, что это названо еще «творческими» заданиями! Когда это не творческие задания, это задания, разрушающие здравый смысл!

— Да уж, к математике в любом случае оно…

— Это относится ни к математике, ни к здравому смыслу, ни к просто научным знаниям, понимаете? Это задачи-диверсанты. И вот эта вот ложная наукообразность, она сейчас прикрывает человеконенавистнические принципы, которые заведены сейчас в нашу школу как главенствующие опоры, понимаете? Сколько лет, сколько десятилетий мы говорим (ну, 25 лет уж точно с начала 91-го года), мы о том, что в школе что-то не то. Мы говорим, что образование падает ,мы говорим, что детям плохо в школе, но ведь на это никто не реагирует!

Я хочу вам сказать, что у нас идет просто принцип дегуманизации образования. «Главными движущими силами современного образования являются противоречия между потребностями общества по подготовке молодого человека, молодого поколения к жизни, и наличным уровнем этой подготовки», — вот такой птичий язык наукообразный. Значит, противоречия между потребностями (сейчас говорят, «потребностями рынка», т.е. рынок определяет те критерии потребностей, которые должны задаваться…

— Кстати, да. И почему-то еще говорится о том, что рынку не нужно так много образованных людей, нужны почему-то квалифицированные рабочие. Тоже достаточно спорное выражение…

— Я вот и хочу сказать, что, оказывается, главное, что определяет, это рынок – он определяет потребности образования. И второе… Это внешние [были]. И внутренние: «Это противоречие между уровнем подготовленности самого школьника к выполнению обязательных учебных заданий», т.е. подготовленность выступает как компетентность, да? И я говорю, здесь нет вообще человеческого! Здесь вообще нет антропологической составляющей. Здесь выступает главным «рынок», и главное – это некий «уровень компетентности», т.е. личностного подхода нет.

В советской и в русской классической системе образования был совсем другой подход. Главное, что отличало русско-советское образование – это антропологический принцип обучения, т.е. взращивание собственно человеческого в человеке. И это был двусторонний процесс сотрудничества и наставничества. И главными движущими силами определялось (и это прописано у многих классиков): «Любовь и забота старшего (т.е. учителя и родителя) по отношению к младшим». И с другой стороны (двусторонний же процесс) «это доверие к старшему и интерес к познанию» со стороны ученика.

И вот мы видим, что здесь есть человек. Здесь человек и ради человека. И какая сверхцель в русско-советском образовании была? Это воспитание человека как носителя культуры!

— Ну, образ. ОБРАЗование.

— Образ, образование, да – и это сверхцель. А сверхзадача была – это развитие собственного потенциала ребенка. Собственного потенциала, т.е. овладением пространством своей души, своих дарований, и поэтому много давалось: и много в естественнонаучном познании, чтобы все области наук были известны ребенку; и искусство, через дополнительное образование, — т.е. чтобы максимально полно задействовать все способности человека. Т.е. формирование человека как носителя культуры, творческого человека.

Здесь же сверх-цель – это формирование потребителя, т.е. человека толпы, — и об этом говорится. А сверх-задача, которая прослеживается, — это уничтожение познавательного интереса. Вот сейчас многие удивляются: почему дети не хотят учиться? А у них познавательный интерес убивается сразу же на корню! Мои внуки слушают прабабушек, и они говорят: «Вот в нашей деревне не было школы, и мы ходили за 3 километра… За 10 километров ходили каждый день! И они шли с удовольствием, они даже не представляли, чтобы не пойти в школу! Это ведь было и зимой, и летом, и дети ходили через леса и болотистые места – это очень много историй, рассказов таких. Почему они ходили? Смотрите, если бы в школе ребенок чувствовала себя глуповатым, если бы он там не чувствовал, что он возрастает в своем потенциале, ребенок бы не ходил по 3, и 5, 10 км туда и обратно.

А сейчас дети на машинах приезжают, и они уже из машины выползают уставшие, потому что как только они вспомнят, как они будут сидеть на занятиях, и что-то не понимать, и что-то будет их утомлять, им уже сразу трудно становится.
Я просто хотела бы засвидетельствовать, что в современной школе детям учиться плохо! И поэтому им трудно, потому что школа – не для детей. Там вообще нет заботы о том, чтобы ребенку было комфортно. Это я говорю об общей политике.
Что спасает современные школы? Современные школы спасают только конкретные учителя.

— Личности какие-то, которые…

— Только конкретные учителя, и поэтому так важно… Многие учителя говорят: «Да я мало слушаю методичку, я сама…» Но понимаете, все равно, требования-то настолько антидетские, что все равно отношения могут сохраниться, а познавательный интерес лично к математике, конкретно к русскому языку – он может падать.

— Я прошу прощения, на примере одной из историй, когда учительницу обвинили в том, что она дает слишком сложные домашние задания, — это было в одном из городов… На этом примере выяснилось, что, оказывается, классы в школе теперь оснащены видеокамерами, и, когда прокуратура пришла в эту школу и в отношении этой учительницы хотели возбудить уголовное дело за насилие над детьми (жестокое обращение ей вменяли), просмотрев видео уроков всех, пришли к выводу, что уголовное дело возбуждать не будут. Т.е. выяснилось, что все уроки, которые она вела – они были более-менее там… Это к тому, что если учитель очень далеко отходит от методики, в общем-то все это фиксируется, и это может становиться предметом обсуждения и т.д.

— Понимаете, вот эти вот подслушки, подглядки, вот эти провокационные записи, когда учителя сначала выведут из себя, а потом начинают записывать. Ведь не записывают дети, как они обзывают учителя, они провоцируют учителя, потом записывают уже, как учитель взорвался. Я не защищаю некорректные какие-то вещи, я не про это. Я про то, что сейчас образовательная политика – она провоцирует противостояние учителя и ученика: и программами, и всевозможными требованиями к учителю… Я уже не говорю, что учитель настолько замордован отчетностями и всевозможными…

— Невротизирован…

— Да… Что у него просто нет сил на человеческое общение – это понятно. Я хотела бы здесь озвучить еще те ложные наукообразные теории, которые сделали нашу школу неудобоваримой для детей. Первая теория, которая убивает живое обучение в наших школах, — это теория поэтапного формирования умственных действий Петра Яковлевича Гальперина. Гальперин назван великим ученым нашей всей педагогической психологии. Именно на основе его установок сейчас формируются все программы.

О чем говорит Гальперин? Гальперин говорит о том, что… (я всю теорию не буду излагать) …говорит о том, что у детей должна быть ориентировочная схема. Что это такое? А это не просто надо учить детей «М и А будет МА», а надо обязательно схему к этому слову – то, что мы говорим «слоговые схемы». И дети легко могут научиться читать, но им сложно понять, зачем вот эти вот схемы еще, деленные там квадратики, которые надо поделить на разноцветные треугольнички глухих и звонких гласных и согласных.

— Да, синенькая – звонкая, зелененькая…

— У и ребенка, понимаете… Мало того, что буква является символом звука, а у него происходит еще кодирование кодирования, получается двойное кодирование символов. И без этих ориентировочных схем сейчас ни одно обучающее пособие не может быть. И вот это, что должно быть все по алгоритму – это алгоритмизация мышления. Видишь ли, теория «поэтапного формирования умственных действий», что дети должны думать [строго] так, так и так, — почему и задачи… «Как ты решал эту задачу? Расскажи, как ты решал эту задачу!» Значит, сначала мы так думаем, потом думаем так, потом думаем так. Т.е. там шесть этапов этого думания. А ведь все процессы мышления – это все-таки тайна.

И вот эта такая конструкция мышления, причем заключенная в какую-то форму, ориентировочную схему – она ставит ребенка в необходимость пребывать сразу в двух пространствах: в пространстве того, что ему понятно (например, прочтение слова), и еще какой-то схемы этого слова. Причем прочитать он может легко, и за это не сильно его хвалят, а вот за то, чтобы он схему составил и эту схему рассказал… «Оказывается, вот это самое главное!» — а это ему малопонятно и малоинтересно, потому что он же не схемами будет читать, он же будет буквами читать!

И вот эта схематизация обучения – она пронизывает буквально все в нашей современной дидактике… Если это можно назвать дидактикой, потому что дидактика направлена на то, чтобы ребенок легко усваивал какие-то знания, а он не усваивает.

И еще дело в том, что пошли же в поход современные образованцы – они же пошли в поход против конкретных знаний. Ведь реформаторы так и говорят, что «знания – это не важно, важно, чтобы он ориентировался!» А как ребенок будет ориентироваться, если у него нет конкретных знаний?

Вот что такое Давыдов? Давыдов – это человек, который сказал, что у ребенка в начальной школе есть теоретическое мышление, «и поэтому мы ему будем давать сразу высоко абстрактные задания». И сразу же с 1-го класса эта программа Давыдовского УМК (учебно-методического комплекса) дает исчисления в разных системах: это шестеричная, десятеричная, восьмеричная, — вот это и есть аксиоматический метод. Т.е. вот этот отрезок можно промерить двумя, значит… Попугаями, помните? Обезьянами, слонами и т.д.

Это все очень весело в мультфильме, но когда ребенок начинает вот этими мерками все делать, то у него, понимаете, такое раздвоение личности, в сознании… Или расстроение в мышлении… Он не понимает, где ж здесь истинное, так сколько здесь: это вот 5 сантиметров, или 4 мерки ,или 3 мерки плюс 2… Там мерка К, мерка М, и т.д. Т.е. вот этот теоретико-множественный подход начинается с 1-го класса – это если мы говорим о Давыдовской системе.

Занков, Занковская система – это система, которая провозглашает обучение на высоком уровне трудности быстрыми темпами, и без повторений. И вот сейчас мы удивляемся: почему у детей нет домашних заданий? Не ставят оценки. По вторым ФГОСам в 1-м классе не должно быть домашних заданий. Почему? А потому что невозможно детям… Они еще при учительнице на ее мозгах как-то еще что-то понимают, а выполнять самостоятельно неудобоваримые вот эти абстрактные теоретические измышления очень сложно. И поэтому отказ от домашних заданий – это не просто щадящий режим по отношению к детям. Отказ от домашних заданий произошел потому, что слишком явно, что детям это неудобоваримое. То, что задается – это им неудобоваримо.

И оценки! Почему отказ от оценок? Потому что детям нужно ставить двойки и колы, потому что, если по-настоящему требовать выполнения тех абсурдных заданий, которые им даются, это… Дети не могут выполнять их. И поэтому ушли от оценок и домашних заданий – для того, чтобы скрыть свой позор! Свою антипедагогичность обучения. Это не потому, что детей щадят, ведь… Что, советская система не щадила детей? Какие были домашние задания? С 1-го класса были домашние задания и со 2-3-й недели уже были оценки. Детей точно ориентировали: что надо сделать (приучали к самостоятельности и закреплению), как ты это сделал (качество образования), к самостоятельности – это все достижение русско-советской системы обучения.

И поэтому вот эта теория поэтапного формирования умственных действий — она разрушает естественную логику детского восприятия.

Вторая ложь обучения – это что можно обучать языку (чтению) фонетическим методом. Т.е. когда дети слышат, например «огурец». Какие звуки? А, Г, и т.д. И так дети сначала пишут… Якобы они пишут звуки, «а потом мы их научим писать по правилам. Но ведь у памяти же нет обратного хода! Память запечатлевает раз и навсегда. И если однажды записана транскрипция «АГУРЕЦ», то ребенок потом будет писать уже всегда «агурец». Ему потом объяснят, что «нет-нет-нет, писать надо «огурец»», но он не запомнит… У него все время будет вот это раздвоение: «Так надо по звукам писать или по правилам?»

Главное, чтобы язык сразу изучался как правило написания (письменный язык) – это сейчас ушло. И поэтому мы сейчас видим, что безграмотность растет. И обратите внимание, безграмотность растет, все говорят, что методики неправильные, но нигде нет официальной критики!

Т.е. я еще раз повторяюсь, что вот эта безграмотность и алогичность мышления – это то, что и является целью современного образования, как это ни страшно.

— А квалифицированной критики вообще в отношении образовательных систем современных – их в принципе и нет, действительно. В таком вот неофициальном поле – оно существует.

— Т.е. на уровне родительских ощущений эта критика есть, а на уровне профессионального академического разбора научного – ее вообще нет. Во-первых, потому что те академики, которые были в Академии Педнаук, а потом в Академии Образования, они в общем-то и были как раз теми реформаторами, которые все это продвигали, они все это поддерживали. Тот же Давыдов был вице-президентом, и через него все это шло. И Эльконин, но он, правда, почил значительно раньше. Но они все были академиками, они и были, они реформировали все! И поэтому других, кто был не согласен, они не пропускали. Например, Горецкий на первых этапах был не согласен с фонетическим методом обучения чтению, но он потом все равно его тоже взял, потому что иначе бы его просто выкинули…

— Продавили…

— Продавили! Т.е. все сейчас соучастники в психолого-педагогическом преступлении разрушения нашего русско-советского образования. Вот почему рядом не поставить: еще одна система – советская система обучения? Т.е. Пчелко и советский «Учебник русского языка и родной речи». Если мы только добьемся права учить…. Вот еще одна система наряду…

— Так у нас же вариативность!

— Вариативность! Вы понимаете, это просто принципиальная война!

— Т.е. вариативность допускает выбор из строго ограниченного набора заведомо себя плохо зарекомендовавшего…

— Да, дело в том ,что мы пытались уже советские учебники как целостный УМК узаконить. Это была непримиримая война! Сначала члены экспертной комиссии, академики (несколько человек), они, посмотрев учебники, вспомнив, говорят: «Ну, это Лего Арт, это просто прекрасно! Все-все, мы да-да!» Через некоторое: «Нет, это невозможно. Это невозможно. Это невозможно». Т.е. советские учебники, как явление советской методологии, вот этой человеческой, легкой, понятной, доступной ребенку — оно изгоняется принципиально! Принципиально! И учебники поэтому сжигаются. В библиотеках указания: «Сжечь учебники!» Зачем сжигать? Надо уничтожить вот это богатство. Поэтому советские учебники – они сжигаются, они уничтожаются!

— Берегите советские учебники!

— Я думаю, что придет время, когда мы…

— Подпольно будем встречаться…

— Нет, наоборот сейчас подпольно по-партизански по этим учебникам занимаются! Но важно узаконить это. И вот когда советская УМК как система обучения будет наряду со всеми этими развивалками (на самом деле деградирующими), то… Настолько явны, понимаете… Результаты слишком явные! Вот хотя бы год, вот 1-й класс и 1-й класс, и на конец года уже все ясно. У нас какое образование? Наше, отечественное? Это фундаментальность знаний – это первые три курса, а потом специализация. А везде нет вот этой фундаментальной подушки, везде сразу вот эти вот наборы… Что такое Болонская система? Это наборы какие-то… Вот как изучать древнюю историю? Это ты взял какого-то… Период Тутанхамона выучил, часы набрал и сдал! Т.е. общего представления (модуля) нет. Т.е. разрушение целостного образования.

Я надеюсь, когда-то произойдет вот это размежевание с западными кураторами. У нас пока еще не произошло размежевания ни в области образования, ни в области медицины. Пока что и Министерство Образования под козырек выполняет все эти ООНовский указивки, и [Министрество] Здравоохранения выполняет все вот эти указания, — и это очень печально.

Но все равно, когда мы поймем, что происходит… Это очень важно осознать, родители должны осознать, что происходит целенаправленная деградация и дебилизация их детей средствами обучения. И когда мы начнем требовать возвращения той системы образования, которая образовывала, делала детей благоразумными, знающими; если вся родительская общественность начнет (про учителей я молчу, они просто подневольные люди), тогда есть… Понимаете, пока еще у нас все сохранено! Пусть сжигали в библиотеках, но на руках… Вот, например, весь набор начальной школы по математике с поурочными классами и с дидактическими пособиями – он есть, он сохранен! Русский язык, Родная речь – у нас и по частным рукам все это сохранено. Есть некоторые отрывочные вещи и в Ушинке (пока еще не все уничтожили).

Поэтому, если только будет политическая воля, в один год мы можем реанимировать наше образование! И овладеть педагогам этими методиками очень просто, потому что они разумные, там все по-человечьи. Там не надо какие-то особые терминологические системы абсурдные запоминать, говорить по методичке и не разрешать задавать вопросы, потому что ответов нет. Ребенок что-нибудь задаст, а ответить невозможно, чтоб ребенок понял. Ребенок: «А я вот это не понимаю…» — «Так! Слушай!» Почему все время отсекаются все вопросы? Потому что невозможно абсурдное объяснить ребенку. Невозможно абстрактное объяснить ребенку. Не по возрасту!

Сейчас самое главное ,чтобы наше общество, родительское общество пришло в понимание того, что программы и методики негодны, нужно возвращать советские учебники и советскую методику обучения, и сразу нашим детям станет хорошо в школе. Я не говорю о других управленческих каких-то – это другое дело. Я говорю просто о детях. Вот я говорю, что это все возможно сделать, сейчас это возможно, пока у нас все еще есть. У нас нет только одного: у нас нет законного права учиться по советским учебникам. Ну почему по другим можно выбирать, а по советским нельзя? Кто сказал, что советские не развивают? Мы же знаем, что они развивают! И мы знаем это по тем результатам олимпиад, по тому рейтингу, который мы занимали в мировой классификации.

— И не только, наверно. Наверное, по результатам жизни нашей страны тоже, поскольку мы до сих пор живем еще на запасе…

— Да. Поэтому очень бы хотелось, чтобы появились большие сообщества родительские, которые бы захотели обучать своих детей по советским учебникам, и выходили бы с требованием осуществить их законное конституционное право обучать по тем учебникам, по которым они считают нужным.

Конечно, все какие-то сюжетные линии (колхозы, совхозы) — задачки эти все легко заменяются на… «Две бригады в колхозе собрали 18 кг, а это что-то…» Вот эти все соотношения остаются, а заменяются: «В одном магазине было 18 компьютеров, а в другом магазине были 5 компьютеров», — и все становится актуально! Просто вот эти все числовые соотношения и сюжетные привести в современный… Там буквально надо заменить. Сейчас, кстати, РВС занимается…

— РВС – это Родительское Всероссийское Сопротивление?

— Да, над реанимацией советских учебников. И все это очень просто. И все, и дети легко занимаются по этим учебникам! Все есть! Нет только у нас понимания того, что у нас у родителей есть право потребовать обучаться по советским учебникам. И вот если только у нас хватит решимости и понимания… Сначала понимания и решимости, то все это очень легко сделать.

Одно только…. В чем загвоздка? Современные родители не знают советских учебников! Но если они увидят их, они поймут. Может быть, мы все-таки сделаем такую передачу, прямо положим здесь учебник, предположим, Петерсон, который самый… И советский учебник. И проанализировать что, где и как. Я думаю, может быть, мы сделаем таким образом.

— Дальше мы продолжим сравнение учебников конкретно. Всего доброго!


Еще одно очень хорошее видео, где Людмила Ясюкова (кандидат психологических наук) раскрывает технику, с помощью которой современных школьников целенаправленно приучают писать неграмотно:


[1] «Нет истины», т.е. «все относительно». Подробнее об этом в статье «Жертвы я-сообщений».